Сталинграду
Мы засыпали с думой о тебе.
Мы на заре включали репродуктор,
чтобы услышать о твоей судьбе.
Тобою начиналось наше утро.
В заботах дня десятки раз подряд,
сжимая зубы, затаив дыханье,
твердили мы: — Мужайся, Сталинград!—
Сквозь наше сердце шло твое страданье.
Сквозь нашу кровь струился горячо
поток твоих немыслимых пожаров.
Нам так хотелось стать к плечу плечом
и на себя принять хоть часть ударов!
<…>
Нет, не на стены зданий и заводов,
проклятый враг, заносишь руку ты:
ты покусился на любовь народа,
ты замахнулся на оплот мечты!
И встала, встала пахарей громада,
как воины они сюда пришли,
чтобы с рабочим классом Сталинграда
спасти любимца трудовой земли.
О том, что было страшным этим летом,—
еще расскажут: песня ждет певца.
У нас в осаде, за чертой кольца,
все озарялось сталинградским светом.
И, глядя на развалины твои
(о, эти снимки в «Правде» и в «Известьях»!),
мы забывали тяготы свои,
мы об одном молили: — Мести, мести!
И пробил час. Удар обрушен первый,
от Сталинграда пятится злодей.
И ахнул мир, узнав, что значит верность,
что значит ярость верящих людей.
А мы не удивились, нет! Мы знали,
что будет так: полмесяца назад
не зря солдатской клятвой обменялись
два брата: Сталинград и Ленинград.
Прекрасна и сурова наша радость.
О Сталинград, в час гнева твоего
прими земной поклон от Ленинграда,
от воинства и гражданства его!
24 ноября 1942
Ольга Берггольц
Суббота, 21 июня
Пусть роют щели хоть под воскресенье.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
Мне вон тому сказать необходимо:
«Иди сюда, и смерть промчится мимо».
Я знаю час, когда начнут войну,
Кто выживет, и кто умрет в плену,
И кто из нас окажется героем,
И кто расстрелян будет перед строем,
И сам я видел вражеских солдат,
Уже заполонивших Сталинград,
И видел я, как русская пехота
Штурмует Бранденбургские ворота.
Что до врага, то все известно мне,
Как ни одной разведке на войне.
Я говорю — не слушают, не слышат,
Несут цветы, субботним ветром дышат,
Уходят, пропусков не выдают,
В домашний возвращаются уют.
И я уже не помню сам, откуда
Пришел сюда и что случилось чудо.
Я все забыл. В окне еще светло,
И накрест не заклеено стекло.
Арсений Тарковский
Мамаев курган
Сотни лет расходиться широким кругам
по огромной воде молчаливой реки...
Выше всех Эверестов – Мамаев курган!
Зря об этом в учебниках нет ни строки.
Зря не сказано в них, что теплеет Земля
и светлеет Земля, оттого что на ней,
о курганах Мамаевых помнить веля,
загораются тысячи Вечных огней...
Мне сюда возвращаться. К добру и к беде.
Мне сюда приходить. Приползать. Прилетать.
И, схватившись за сердце на той высоте,
задыхаясь, разреженный воздух глотать.
Мне сюда возвращаться. Из мелких потерь.
Из ухоженных стран. И горячечных снов.
Натыкаться на долгие стоны людей
и кольчуги позванивающих орденов...
Зря не сказано в книгах, Мамаев курган,
что металла в твоем оглушенном нутре
больше, чем в знаменитой Магнитной горе!
Что хватило его и друзьям. И врагам.
Вместо капель росы, как слепое жнивье,
проступает железо, кроваво сочась...
И поэтому самая главная часть
в притяженье Земли – притяженье твое!..
Ты цветами пророс. Ты слезами пророс.
Ты стоишь, поминальные муки терпя.
Синеватые молнии медленных гроз,
будто в колокол памяти, бьются в тебя!
И тогда поднимаются птицы с земли
и колышется нервно степная трава.
Оживают затертые напрочь слова.
И по плитам устало стучат костыли.
Роберт Рождественский
Курсанты 1941 года
Треугольники писем и похоронки,
И осколочный бисер, и вражьи воронки.
Обелиски, кресты, со звездой пирамиды.
На оставшихся жить нет ни зла, ни обиды.
Есть немая печаль, что детей не качали.
И немного им жаль, что весну не встречали
В сорок пятом году... К ним она запоздала.
«На земле — как в аду...» — им война нагадала.
Да, был ад из смешения тел,
Чуть живых, чуть остывших и вовсе холодных.
И никто в этот ад попадать не хотел.
Только память о детях да старцах голодных
Их гнала в мясорубку кровавых полей.
Эта память шептала: «Себя не жалей!»
И себя не щадили, не ждали наград.
И собой оградили Ленинград, Сталинград
От позорного плена стариков и детей.
Там, в домах зетемненных, ждали с фронта вестей.
Ждали малых, окопных и великих побед
Избавления ждали и пощады от бед.
Треугольники ждали, где «слепой» карандаш
Начертал: «Город взяли, город полностью наш...»
Обелиски, кресты, со звездой пирамиды.
В сердце там, высоко, все же капля обиды
Сохранилась..., что весны любви не встречали
И детей по ночам на руках не качали.
Ирина Верина
Свернуть статью
Антология военной поэзии. «О битве на Волге» (стр. 47)
Аннотация:
В юбилейный год Сталинградской битвы в рубрике «Антология военной поэзии» публикуются посвященные подвигу советских солдат стихи Ольги Берггольц, Арсения Тарковского, Роберта Рождественского, Ирины Вериной.Читать всю статью
