Эта присказка имеет близкий смысл во многих языках. Сегодня явно актуален интерес к Ирану, уже 43 года живущему под санкциями. Исхожу из того, что лучше один раз увидеть и услышать, чем просто услышать. Но скажу сразу: цельную картину жизни этой страны составить непросто. Хотя бы потому, что сосуществуют, как минимум, три оценочных ракурса. Первый – скорее оптимистический. Он характерен для должностных лиц Ирана. Второй – не без признаков вынужденного стоицизма – у рядовых граждан. Третьего ракурса придерживаются на коллективном Западе, в том числе достаточно многочисленные иранские эмигранты. Тут – все просто: доживающий последние дни режим и нищее население, замордованное тиранией. Примечательная деталь: эмигрантский – под шахским флагом со львом – пикет в Париже проиллюстрирован фотографией не иранского, а афганского бытия (причем на фоне засухи). Разоблачение примитивного подлога заезжим «шурави» вызвало в его адрес брань на всю площадь Шайо: низззя!
Ситуацию же в самом Иране поясним статистикой по жизненно важному для него нефтеэкспорту. Госстат дает одну цифру. Международные источники – в три раза меньшую. А «доверительные» – в шесть раз большую, чем государственные. И так на каждом шагу.
Начну с общего плана. 13-миллионный Большой Тегеран – европеизированный мегаполис с чертами, узнаваемыми по более известному нам Стамбулу. Знающие люди уточняют: Стамбулу 15–20-летней давности. Наиболее заметны две взаимообусловленные особенности: «непропорциональное» молодежное большинство и обилие мотоциклов–мопедов–велосипедов.
А заодно – бензоколонок.
Особой закрытости (с нюансами) тегеранцы не демонстрируют, с улыбкой вступают в беседы с персоязычным иностранцем. Разговор рано или поздно «выруливает» и на санкционную тему. И тут первая особенность: значительная часть собеседников не очень представляет досанкционную жизнь. Поэтому сравнивать им нечего. Да и те, кому за 65, пришахское прошлое почти не вспоминают. Значительно острее и «больнее» – ассоциации с иракской войной 1980–1988 годов: многие потеряли близких. Наигранных оценок исламской революции 1979 года тоже скорее сторонятся, но американцев, как и англичан, явно недолюбливают. Хотя английский язык не забыт. Куда теплее относятся к немцам, в разные годы много чего здесь построившим, прежде всего, дороги. (Сиюминутная деталь: на полке одного из собеседников стоит неприметная книжка под названием «Джянгэ Мо», что переводится как «Моя борьба»... На суперобложке автор не указан.) К русским отношение слегка ироничное, но не враждебное. Удивительно, но в уличной обстановке нас иногда принимают за немцев, считают, что мы на них похожи. Других европейцев в Иране по существу нет.
Со смехом вспоминают «вклад русских казаков в бытовую культуру персов» – пододеяльники с ромбовидным вырезом посередине. Считалось, что он специально предназначен для «предметного общения» с «припрятанными», таким образом, дамами. В качестве встречного вклада приводят популярную у казаков сумку для одежды, по-персидски – «чама дан».
А вот Грибоедова скорее осуждают. Несколько неожиданно для нас – за непочтительное отношение даже не к шаху-визирю, а персидской традиции. Но никто мне так и не ответил, зачем потребовался разгром нашего же посольства в 1980 году. К счастью, никто из дипломатов тогда не пострадал. Обоснование – протест против ввода наших войск в Афганистан – выглядит странным, ибо тогдашняя Москва как раз в то время искала взаимопонимания с послереволюционным Ираном.
Общаясь с иранцами, нередко слышишь патриотические нотки. В том числе в неожиданном контексте. Так, к путешественникам относятся вполне терпимо, но сам туризм воспринимают как разновидность безделья. А иранцам есть, чем заняться и дома. Что касается турпотока в Иран, то ему препятствует, прежде всего, сухой закон. Он мешает приобщению иностранцев к достопримечательностям действительно мирового значения. Сухой закон – не только свирепый, но и нелепый: чего стоит задержание в тегеранском аэропорту видного отечественного академика! Он собирался во время проводимого в Иране международного форума вручить бутылку коньяка своему европейскому коллеге. (Доскажу: посольство «спасло» несчастного, спешно посадив его на борт, возвращающийся в Москву.) Кстати, и курение весьма ограниченное. Оно дозволено разве что перед входом в армянские кафешки – их стало больше после войны в Абхазии в начале 90-х.
Самые нескрываемые самими иранцами проблемы связаны с непредсказуемой инфляцией. Она измеряется десятками процентов в год. И опять-таки «двойная» (?) валюта – риалы и туманы – удивляет числом нулей на купюре. Курсы обмена – не менее «экзотические»: официальный отличается от того, что предлагает обменник. С обменником «конкурирует» уличный меняла. Мой знакомый предложил «четвертый вариант», весьма далекий от первых трех.
Из обыденных разговоров следует, что значительная часть тегеранцев живет в среднем на 500 долларов на человека в месяц, за пределами столицы – беднее. Поддерживать сколько-нибудь приличный уровень жизни помогают, во-первых, сложная система госдотаций, прежде всего, молодым семьям, во-вторых, не менее запутанный порядок получения кредитов-рассрочек, в-третьих, полуофициальные посредники с ближним для Ирана зарубежьем (Турция, Индия, Эмираты). Этих посредников, оказывающих широкий круг частно-корпоративных и даже межотраслевых услуг, называют байерами (покупателями), но на самом деле их роль многограннее. В-четвертых, выручают не менее запутанные внутриисламские (чаще – межшиитские) взаиморасчеты – так называемая, хавала. Как таковой безработицы нет. Работа находится и для женщин. Кстати, более раскрепощенных, чем это кажется издалека. Хотя ношение никаба (характерного платка) вне дома – обязательно. Правда, «гендерно разнесенные входы» в присутственные места и даже метро все же действуют на нервы. Особенно, когда боишься потерять в одноцветной толпе «персонеговорящую» жену.
А так... Вот, например, обмен репликами с попутчицей-«шахризадой». Для начала она открыла мобильник и показала фотографии своих мужа и малышей. При этом призналась, что уже в четвертый раз за месяц едет на «красноморский» курорт – с ним она связана профессионально.
На мое шутливое: «Наверное, вас там ждут не только заботы, но и приятные встречи?» «шахризада» сузила богато украшенные косметикой глаза и заговорщицки переспросила: «Мы что – не люди? И разве я не женщина?»... Может, мы с ней подумали о разном?
Первое неожиданное впечатление – бедность стола: мясо, да и курятина – точно не каждый день. Обычное «разовое» меню – рис с приправой из вареной фасоли или свеклы, вареная кукуруза. В религиозные праздники безвозмездно эти же продукты раздают на улицах.
Продуктовые магазины несколько скромные по выбору товаров, но в основном похожи на отечественные супермаркеты. Бросаются в глаза
(и в нос) длинные парфюмерные ряды – не захочешь, но найдешь по запаху. Но магазины (тем более моллы) не переполнены. В отличие от рынков, торгующих до позднего вечера. Вы не представляете, какое там изобилие фиников! Кстати, финик по-персидски – хурма.
Отойдем от бытовой стороны. Несмотря на отключение банковской системы SWIFT, прочая «компьютерная» жизнь выглядит полноценной. Вместо Фейсбука – «Клуб», вместо Ютьюба – «Аппарат». Его шутливо называют Араратом – из-за, по меньшей мере, первоначального армянского участия в его разработке. Платежные системы Visa и MasterCard отключены. Зато известна аббревиатура VPN. Ограничений в частном доступе к мировой кинематографии не заметил.
Многие собеседники, включая «высокодолжностных», главной проблемой страны называют ограничения на экспорт все той же нефти: ее здесь считают самой качественной не в пример другим нефтедобывающим странам. С благодарностью, но следя за словами, упоминают Китай – главного избавителя Ирана от санкционных и иных «временных» проблем. Других иранских партнеров не называют, даже когда их подсказываешь. Судя по всему, из Китая или через него Иран получает современную технику и технологии, в частности авиационные, но главное – моральную поддержку и политическое понимание. «Ядерные» и прочие «щекотливые» темы обходят: осмотрительность свойственна многим. Точно не зря.
Куда чаще, чем у нас, вспоминают майнинг. По-видимому, он стал формой самозанятости очень многих, скажу больше – элементом социально-финансовой устойчивости страны. Тем более что компьютерная грамотность городской молодежи, подчеркну еще раз, несомненна. Забегая вперед, соглашусь с утверждением о стопроцентной грамотности взрослого населения из числа 87 миллионов иранцев. По крайней мере на словах, добротной выглядит система среднего специального и высшего образования, повторю, распространяющегося и на девушек (кое-что, впрочем, не столь однозначно).
Существо бесед с «официальными» иранцами во многом сводится к ряду схожих констатаций и приглашений с ними согласиться. Вот вкратце, о чем идет речь. Во-первых, исламская революция 1979 года скорее открыла перед Ираном новые возможности, чем затормозила его развитие. Далее разговор касается того, что в стране утвердился порядок, более справедливый в социальном смысле, чем до революции. Этот порядок возвысил сплотившийся иранский народ, последовательно реализующий свой потенциал одной из древнейших, при этом выживших, цивилизаций в мире... Что касается санкций, то они, конечно, мешают. Но рано или поздно Иран перестанет их замечать, ибо они – лишь временный вызов, один из тех, с которыми сталкиваются многие страны. Китай, например...
Во-вторых, наиболее очевидным достижением иранского общества является морально-нравственная чистоплотность большинства. «Классического» воровства в стране действительно нет. Более того – выронишь бумажник, тебе его вечером принесут прямо в номер: откуда, интересно, знают, где ты живешь? Ибо присвоить чужой кошелек мало кто решится из-за угрозы наказания (под условным сроком ходят очень многие). Про коррупцию не говорят. Наверное, из-за стеснительности...
В-третьих, исламская демократия обеспечивает личную и электоральную свободу. Во всяком случае, любой гражданин вправе беспрепятственно критиковать власть, вплоть до президента (по факту скорее главу правительства). В парламенте страны «забронированы», как минимум, два места для армян и одно – для иудея. Вот рохбора – духовного лидера аятоллу Хаменеи, тем более его знаменитого предшественника – великого аятоллу Хомейни всуе поминать не принято...
В-четвертых, и с раскрытием деталей: Иран – самая образованная, возможно, самая сытая (так!) и здоровая страна, по меньшей мере, исламского мира. Продолжительность жизни – 77 лет. Социальных программ только общегосударственного значения – более 200, своего рода мировой рекорд. Качество диспансеризаций таково, что плазма (донорская кровь) иранцев котируется на мировом рынке выше любой другой.
Другое дело, что в велоятах-«глубинке» (далее – по диктофону) «порой слишком увлечены местными соревнованиями и часто зависят от местных же «базаров». Поэтому освященные Всевышним принципы справедливости искажаются неспособностью местных властей даровать своим землякам то, что им причитается по праву Рождения и Вере». И еще конкретнее: «Ничто так не располагает к доверию... как качество дорог – это, возможно, не первая, но важнейшая составляющая бытия граждан, а цель Ирана – две машины на человека при цене бензина ниже, чем за проезд в метро». Поэтому: «поощрить гражданина на поддержку власти может дорожное строительство, а также качество горючего»...
Да, персидский язык – воистину многообразный... Неожиданный нюанс: самые эрудированные собеседники интересуются, почему Россия (формально еще Советский Союз) отказалась принять шиизм в качестве национальной идеологии – после отказа от строительства коммунизма? Ведь Иран предлагал! В обыденном же смысле (продолжает все тот же условный собеседник) Иран обеспечивает себя всем и полностью, импортируются только вагоны метро... Внешне это не вполне подтверждается, но все тот же «собеседник» традиционно подводит черту фразой, вынесенной в заголовок: «Если есть воля, то найдется и выход». Иншалла! И еще: «Аллах осуждает уныние, приравнивая к нему хуление Всевышнего. Успел – расскажи, как стал первым. Проиграл – будь иранцем – промолчи»...
Впрочем, это уже о другом...
Свернуть статью
Если есть воля, то найдется и выход (стр. 42-43)
Аннотация:
Эта присказка имеет близкий смысл во многих языках. Сегодня явно актуален интерес к Ирану, уже 43 года живущему под санкциями. Исхожу из того, что лучше один раз увидеть и услышать, чем просто услышать. Но скажу сразу: цельную картину жизни этой страны составить непросто. Хотя бы потому, что сосуществуют, как минимум, три оценочных ракурса. Первый – скорее оптимистический. Он характерен для должностных лиц Ирана. Второй – не без признаков вынужденного стоицизма – у рядовых граждан. Третьего ракурса придерживаются на коллективном Западе, в том числе достаточно многочисленные иранские эмигранты. Тут – все просто: доживающий последние дни режим и нищее население, замордованное тиранией. Примечательная деталь: эмигрантский – под шахским флагом со львом – пикет в Париже проиллюстрирован фотографией не иранского, а афганского бытия (причем на фоне засухи). Разоблачение примитивного подлога заезжим «шурави» вызвало в его адрес брань на всю площадь Шайо: низззя!Читать всю статью