Авиасообщение с Чеченской Республикой возобновилось в 2007 году, и теперь дважды в сутки самолеты авиакомпании «Грозный-Авиа» курсируют между Москвой и столицей Чечни. Кроме этого, грозненская авиакомпания доставляет пассажиров в Ростов-на-Дону, а в период хаджа организует рейсы в Саудовскую Аравию.
В секторе ожидания, когда пройдены все зоны контроля и сдан багаж, возникает такое ощущение, что ты уже за границей: попутчики говорят на чужом языке, женщины в платках, некоторые вообще закутаны в длинные одежды с непременным хиджабом и обтягивающей лоб шапочкой. Молодежь выглядит более демократично – яркие платья, шпильки, распущенные волосы. По прилете в Чечню им, конечно, придется переодеться, но здесь, в Москве, можно позволить себе последний глоток свободы.
Самолет Як-42 забит до отказа. Стюардессы – миловидные молодые чеченки в строгих костюмах и синих пилотках. Лететь два с половиной часа.
– Уважаемые пассажиры, если среди вас есть врач или человек с медицинским образованием, срочно подойдите к экипажу, – неожиданное объявление встревожило многих на борту. Оказывается, стало плохо беременной женщине. По светлым волосам и крупным голубым глазам понятно, что она русская, на вид не меньше сорока пяти лет. Знать, и правда, в Грозном произошли большие перемены, раз русские женщины летят туда рожать.
Когда самолет совершил посадку, в аэропорту «Северный» уже дежурила «скорая». Вокруг роженицы сразу засуетились медсестры в белых хиджабах и таких же белых шароварах под просторными халатами. Они уложили пациентку на носилки, и уже через несколько минут «скорая» умчалась с взлетного поля.
* * *
Дети Лилии Тембулатовны Яндиевой тоже родились в Грозном. Ингушка по происхождению, она всю жизнь прожила в Чечне. До войны работала заместителем директора цирка, сейчас – заместитель министра культуры в республиканском правительстве. В середине девяностых многие ее родственники уехали из Чечни, но Ляля – так Лилия Тембулатовна требует себя называть – не смогла расстаться с Грозным. Она помогала выезжать из республики семьям российских офицеров, на которых в то время шла настоящая охота.
– Мой дом был полностью разрушен, – вспоминает Ляля, – воды не было, предприимчивые чеченцы приноровились привозить ее в бочках и продавали по 5 рублей за ведро. Летом 2000 года, когда боевые действия более или менее стихли, меня пригласили в правительство республики и предложили возглавить отдел клубов, библиотек и кинематографии. Минкультуры находилось тогда в Гудермесе – Грозный лежал в руинах.
Боевики пытались препятствовать восстановлению мира в республике, запугивали нас. В 2004 году у подъезда министерства неизвестные подорвали мою машину. Всевышний меня уберег – я замешкалась на работе и в 18 часов, когда вспыхнул автомобиль, еще была в кабинете.
Часто угрожали нашим библиотекарям – они ведь мужественные люди, во время войны спасали в первую очередь не себя, а книги − закапывали их, прятали, чтобы потом открыть в своих чудом уцелевших домах библиотеки. Бывало, сами жили в сараях, а в доме устанавливали стеллажи и аккуратно расставляли литературу. Моя коллега, библиотекарь из Ведено, погибла на своем посту: боевики заживо сожгли ее в доме вместе с книгами.
Сейчас наша задача – объяснить людям, что терроризм не в традициях чеченцев. Мы настроены на дружбу и диалог культур. В республике уже работает восемь этнокультурных центров. Например, на масленицу выезжаем в Шелковской район к казакам. Новый православный храм строится в Науре. Конечно, и исламские традиции окрепли. Вот платок приходится надевать. Сейчас это даже модно. Те женщины, кто появляется на улице с непокрытой головой и в брюках, уже как белые вороны. Раньше, в советское время, о таком и подумать нельзя было, сейчас все по-другому. Но если учесть, как изменилась Чечня за последние годы, то я готова не только платок, а мешок на голове носить. Десять лет назад и мечтать не могла, что снова увижу Грозный в цветах и фонтанах.
* * *
Свои шефские концерты Министерство культуры Чеченской Республики время от времени проводит в Доме офицеров 46-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск. Зрители – в основном, дети военнослужащих. Взрослым ходить на концерты некогда – жизнь и служба здесь не сахар.
В бригаду я приехала в субботу. Нужно было представиться командованию, но прежде выждать время, пока начальство освободится. Вместе с руководителем пресс-службы мы вошли в кабинет заместителя командира бригады незадолго до полуночи. В это время по коридорам штаба сновали офицеры, звучали доклады, разрывались телефоны. Полковник Мерцалов поставил задачи подчиненным на ближайшие два часа и объявил, что завтра (в воскресенье!) построение в семь утра. Для кого-то такой режим работы просто несовместим с нормальной жизнью, а в 46-й бригаде – это норма, все привыкли.
– Кто сказал, что нужно спать по 8 часов в сутки? Мы считаем, что трех-четырех часов вполне достаточно, – шутит замкомбрига. Должность для него новая. Еще недавно он командовал отрядом специального назначения, который входит в состав бригады. И не просто командовал, а создавал отряд с нуля.
Спецназ в Чечне работает, как правило, вахтовым методом: бойцы и офицеры отрядов со всей страны по очереди несут службу на Кавказе по полгода. Такого отряда, который бы на постоянной основе дислоцировался в Чечне, до 2009 года не было. Эту нишу заняла «тридцатьчетверка», сформированная 3 года назад на базе обычного оперативного батальона.
– Вставали в пять утра, в три ночи ложились, – вспоминает Виталий Мерцалов, – сутками занимались на полигоне. Нам было отведено всего два месяца, чтобы сформировать боеспособный отряд. Сейчас все стало на свои места. Многие бойцы, которые оказались не готовыми к службе в спецназе, перешли в другие подразделения. В то же время на их место были назначены настоящие профессионалы. В итоге отряд показал хорошие результаты при выполнении задач в Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии.
Один из первых боевых рейдов вошел в историю отряда как «августовский поход». Целый месяц спецназовцы безвылазно работали в горах на границе с Ингушетией. Продовольствие и пластиковые бутылки с питьевой водой бойцам сбрасывали с вертолетов.
Боевики поняли, что войска обосновались в районе всерьез и надолго, поэтому оставили базы и стали менять позиции. А те базы были оборудованы по полной программе: тут и подземные норы с газоотводами, и кондиционеры, и электродвигатели, и молельные комнаты, и кабинеты полевых командиров, и отдельные помещения для мужчин и женщин. Среди любопытных находок – рецепты народной медицины по приготовлению травяных отваров для лечения простуды и перечень наказаний для рядовых членов бандподполья за нарушение дисциплины.
Подходы к базам и схронам всегда заминированы. Боевики четко следуют наставлению Хаттаба: «Зайди в дом и закрой дверь». Саперам иногда требуется не один день, чтобы подобраться к тайникам. Но начальник инженерной службы отряда придерживается правила «Лучше семь раз умыться потом, чем один раз − кровью» и никогда не выбирает для продвижения в горах простые маршруты, потому что там наверняка будет полно «сюрпризов».
Профессионально отработали грозненские спецназовцы в этом году на территории Кабардино-Балкарии. Объединив усилия с другими частями внутренних
войск, они кардинально изменили обстановку в регионе и выбили из строя нескольких главарей бандподполья.
Есть в штатной структуре отряда и артиллерийское подразделение – минометная батарея. В сложной обстановке оперативная поддержка огнем – важный фактор, поэтому своя артиллерия – это тот козырь, который зачастую решает исход боя.
В Северо-Кавказском региональном командовании результативность грозненского отряда оценивают высоко, подчеркивая при этом командирский и организаторский талант полковника Мерцалова. Среди рядовых бойцов – люди тоже надежные и в боях испытанные.
Двадцативосьмилетний сержант Андрей Попов пришел в отряд после службы в морской пехоте. Не раз участвовал в боестолкновениях. Спецоперацию в Приэльбрусье вспоминает как одну из самых сложных:
– Мы вернулись без потерь, но шли очень долго и тяжело. На пути были отвесные скалы, а у нас груз, оружие, пулеметы. У молодежи представления о службе в спецназе как правило сказочно-легкомысленные: пришел, с автоматом побегал, рассказал всем, что он спецназовец. А война – это серьезная работа, и на войне убивают. Значит, чтобы не погибнуть, есть один путь – серьезно готовить себя к этой работе.
Сержант Виктор Перегуда смысл своей жизни пока видит исключительно в службе. Он готов сутками отрабатывать тактические приемы, жить в поле и, конечно, выезжать на боевые задачи. Находясь в замкнутом пространстве гарнизона, спецназ, если честно, только и мечтает вырваться за забор, чтобы сменить обстановку, пусть она и грозит подрывами и обстрелами, а кроме «прогулок» по лесу и горам − никаких развлечений.
– Жалеть себя – это низко, – уверен Виктор. – Себя надо испытывать. Я, например, даже не знал, что на многое способен. Когда идешь сутки, двое, неделю, да еще и с грузом, это очень тяжело. И уже нельзя сказать: «Хочу домой, отпустите меня». Если пошел, то идешь до конца.
Женщины-военнослужащие в отряде наравне с мужчинами готовятся к выполнению нелегких задач: сдают нормативы по физической и огневой подготовке, участвуют в ночных стрельбах, сутками пропадают на полигоне. Даже если ты делопроизводитель или бухгалтер, ты должна уметь управляться с оружием и знать свое место в боевом порядке. Таков закон.
«Дюймовочка» Роза Ихаева – старший лейтенант спецназа. Получив диплом юриста в Дагестанском университете, призвалась в армию. Служила помощником командира по правовой работе в веденской комендатуре, потом пошла на повышение – в грозненский отряд специального назначения. О своем первом знакомстве с новым коллективом Роза сегодня вспоминает с улыбкой:
– Это был смешной случай. Первый мой командир, полковник Жеглов, увидел меня в коридоре и крикнул: «Кто привел детей в штаб?». Потом поговорили, юриста у них в части как раз не было, он согласился принять меня на службу.
Хотя работа у Розы по большей части бумажная, в поле выходить ей тоже приходится. Диву даешься, как эта хрупкая девушка ростом около полутора метров, одетая в спецназовскую «горку» и каску, ходит по полигону с тяжеленным рюкзаком и автоматом наперевес. К слову сказать, в военном городке бригады у женщин не принято одеваться в модные платья даже в выходной. Здесь все носят камуфляж и в будни, и в праздники – такое правило. В отпуске, пожалуйста, выезжай на «большую землю» и форси сколько душе угодно. Но что удивительно: полевая форма на женщинах здесь смотрится вполне органично и даже стильно, в чем немалая заслуга штатных швей. Их машинки никогда не стоят без работы – камуфляж так тщательно подгоняется по фигуре современных амазонок, что они могут запросто конкурировать с милитари-моделями из дорогих бутиков.
Судьбы женщин, выбравших для себя военную службу в Грозном, непростые. Причины их выбора различны: и поиск романтики, и пресловутое безденежье, и трагичное стечение обстоятельств с единственным итогом – необходимостью рассчитывать только на свои силы. Роза Ихаева, которая заинтересовала меня и своей внешностью, и биографией, происходит из рода татов – горских евреев. Отец девушки умер, когда она была еще ребенком, матери не стало шесть лет назад. Роза осталась одна. Как-то раз в поезде, возвращаясь в Дагестан из отпуска, она познакомилась с офицерской семьей. После общения с попутчиками служба показалась Розе заманчивой. Так армия вошла и в ее жизнь.
Прапорщика из финчасти Екатерину Звереву с озорным огоньком в глазах в войска привела детская мечта и пример брата. С самого начала она не искала легкой службы: сперва поехала в Казахстан на секретный объект Минобороны, потом перешла во внутренние войска. Другая Катя, ефрейтор Батура, последовала примеру отца и крестной, тоже служивых людей. После окончания Пятигорского университета решила свою самостоятельную жизнь начинать в военном гарнизоне. Здесь у нее служба в финчасти, стабильная зарплата и койка в общежитии.
– Общий душ, общая кухня, общий холодильник – у нас все общее, – улыбается Катя. – Со мной в комнате еще две женщины живут. У них уже дети взрослые на «большой земле». Они обо мне как о родной заботятся. Так что мне здесь все нравится. Уезжать никуда не хочу.
* * *
Военнослужащим 46-й бригады категорически запрещено выходить в город, поэтому полюбоваться апельсиновым мрамором новых грозненских кварталов, танцующими фонтанами и цветниками у них возможности нет.
У меня же такой шанс выдался, и, признаюсь, город произвел сильное впечатление. Чего стоит мечеть, переливающаяся огнями в темноте южной ночи! Не менее зрелищно смотрятся строящиеся небоскребы – этакий «Грозный-Сити». В киосках города – глянцевые журналы с добротными фотографиями. Со страниц смотрят модели в дорогих мусульманских одеждах. Тут же реклама элитной одежды из Европы и драгоценностей. Ценники с шестью нулями! Неплохо, видно, живут местные жители, раз для них печатают такую рекламу. Еще здесь объявления о турах в Саудовскую Аравию и интервью с успешными бизнес-леди Грозного. На фото они непременно в косынках, а в ответах на вопросы обязательно подчеркивают преданность не только своему делу, но и семейным ценностям.
* * *
И днем, и ночью в окрестностях Грозного стрекочут вертолеты, зависая над дымчатыми горами. В военном городке 46-й бригады к этому давно привыкли. Здесь все − от мала до велика, включая гражданских, – точно знают свои действия при нападении на гарнизон.
Едем в Урус-Мартан, в один из оперативных полков. Здешний городок – уменьшенная копия городка бригады. В расположении тишина. На дверях казарм висят таблички «Рота на СБЗ». На заставах и опорных пунктах подразделения полка несут службу месяцами. Другие задачи – сопровождение колонн, выставление засад, инженерная разведка маршрутов. В прошлом году в инженерно-саперной роте полка погибли два сержанта – Олег Дергунов и Сергей Шалбуров. Опытный боец старший сержант Шалбуров прослужил в подразделении 6 лет, планировал подписать уже третий контракт, в день перед боевым выходом написал рапорт на отпуск, чтобы съездить домой в Калмыкию и подать заявление в ЗАГС.
Он шел в головном дозоре. Сразу после высадки на точку обнаружил четыре самодельных взрывных устройства. Их обезвредили и двинулись дальше.
На взрывчатку, помещенную в пластиковый сосуд и залитую сверху парафином, металлоискатель не среагировал. Взрыв разворотил Сергею весь правый бок. Ефрейтора Николаева, который шел следом, посекло осколками. Пока несли раненого к вертолету, нашли еще четыре взрывных устройства.
Командир инженерно-саперной роты капитан Хапур Надеев давно привык к опасности во время разведвыходов, к интенсивной работе в условиях кажущегося мира. Но гибель подчиненных переживал тяжело:
– Для меня рота – это семья. У меня нет жены, детей, поэтому каждого бойца я считаю своим сыном.
* * *
Родственными чувствами во время службы в грозненском разведбате прониклись друг к другу начфиз батальона чеченец Хусейн Абдулмуслимов и комбат Сергей Кобяков.
Хусейн родился в Ставропольском крае. У родителей было свое хозяйство: огород, скотина. Мальчик с удовольствием помогал отцу и матери, ездил на каникулы к бабушке в Чечню и с малых лет мечтал стать офицером – ему до замирания в груди нравилась военная форма.
– В 1992 году я должен был призываться в армию. Мои сверстники в то время шли в основном к Дудаеву, я же вырос среди русских и хотел служить в Российской армии, – вспоминает Хусейн. – За это прежние друзья-чеченцы от меня отвернулись, а у русских доверия я поначалу не вызывал – на сборном пункте в Ставрополе просидел две с половиной недели. Всем я был хорош, но как только «покупатели» узнавали, кто я по национальности, сразу сворачивали разговор: мол, извини, брат. Единственный, кто не побоялся взять на службу чеченца, был майор Брянский из оперативной части внутренних войск. Как сейчас, помню его наказ: «Я тебя взял и очень прошу: не подведи!». С тех пор с войсками я не расставался. И, думаю, не подводил никого из своих командиров.
Хусейн служил в оперативных частях внутренних войск, в подразделениях специального назначения, в разведывательных батальонах. Комбат Кобяков ценил Хусейна. Он прекрасно владел чеченским языком, хорошо знал местные нравы – это очень помогало при выполнении задач, да и человеком Хусейн всегда был надежным. Полковник Кобяков несколько лет назад уволился в запас, уехал из Чечни, но майор Абдулмуслимов до сих пор с теплом и ностальгией вспоминает о своем лучшем друге:
– Кобяков – верующий человек, настоящий христианин. Он всегда молился, и я его за это очень уважал. А еще у него тонкая душа. С ним можно самым сокровенным поделиться – он поймет. Однажды на ночевке в горах холодно было. Костер не разжечь. Он мне свитер свой протягивает. Достали холодную тушеночку – поужинали. Потом прижались друг к дружке и шепотом ухо к уху стали былое вспоминать. Как в Ставрополе служили, как соревнования устраивали, как на задачи ходили… Он всегда говорил: «Хусейн, как хорошо, что ты у нас есть». Когда группа на задаче, я особенно тщательно прислушиваюсь. По голосам, по фразам определяю, кто есть кто, куда и зачем идет. Мирным жителям я всегда объяснял: разведбат пришел не грабить вас, а спокойно проверить документы, забрать оружие – все по закону. И народ отвечал добром – выносили нам пирожки, сыр, обстановка сглаживалась.
Конечно, тяжело, когда люди твоей веры, направив в твою сторону оружие, кричат: «Аллах акбар!». Но сейчас, я вижу, ситуация постепенно меняется. Когда мы едем по чеченским селам, дети уже не бросают в нас камни, а машут руками, приветствуют.
За много лет жизни и службы в Чечне Хусейн хорошо изучил нравы боевиков, их внутренний распорядок и тактику действий.
– В каждой бандгруппе есть своя «тыловая служба» − специальные люди, которые спускаются в населенные пункты, набирают продукты и возвращаются в горы. Дисциплина у боевиков жесткая: за неповиновение бьют палками. Бандиты прекрасно знают местность. Каждый участок леса у них имеет название и нанесен на карту. Названия в основном в честь товарищей, но бывают и отвлеченные – например, наименованиями птиц. У каждой группы есть свой проводник.
Я не могла не задать Хусейну вопрос, кем он себя чувствует в большей мере: чеченцем или русским?
– Я чеченец с русской душой, – ответил Хусейн, – моя родина – Ставрополье, Россия. Но Чечня тоже мне дорога. Отсюда мои корни. Да и народ здесь на самом деле добрый и гостеприимный. Если ты приезжаешь к чеченцу в гости, то можешь быть уверен, что он тебя защитит от любых врагов. Таков давний закон горцев.
* * *
Разведбат 46-й бригады, в котором долгое время служил Хусейн, ушел на задачу. Вернуться бойцы должны были через пять суток, но выход затянулся. Вертолетами в горы для них сбросили сухпай и воду.
Вслед за разведбатом на задачу выдвинулся и отряд специального назначения. Колонна уходила утром. В туман. На следующий день у заместителя командира бригады удалось узнать, что отряд работает в Веденском районе, проводит поиск, уничтожает бандгруппу. По информации, среди бандитов есть наемники из Турции и Таджикистана.
* * *
Когда я уезжала из Грозного, пришлось выбирать маршрут объезда – на трассе был обнаружен фугас, так что в Чеченской Республике до сих пор еще много работы и для спецназа, и для других частей внутренних войск…
Старший лейтенант Юлия Афанасьева
Предоставлено пресс-службой ГК ВВ МВД РФ
Свернуть статью
Цена мирной тишины (стр. 26-29)
Аннотация:
Авиасообщение с Чеченской Республикой возобновилось в 2007 году, и теперь дважды в сутки самолеты авиакомпании «Грозный-Авиа» курсируют между Москвой и столицей Чечни. Кроме этого, грозненская авиакомпания доставляет пассажиров в Ростов-на-Дону, а в период хаджа организует рейсы в Саудовскую Аравию.В секторе ожидания, когда пройдены все зоны контроля и сдан багаж, возникает такое ощущение, что ты уже за границей: попутчики говорят на чужом языке, женщины в платках, некоторые вообще закутаны в длинные одежды с непременным хиджабом и обтягивающей лоб шапочкой. Молодежь выглядит более демократично – яркие платья, шпильки, распущенные волосы. По прилете в Чечню им, конечно, придется переодеться, но здесь, в Москве, можно позволить себе последний глоток свободы.Читать всю статью